В книге историка Евгения Вершинина «Лихие люди. Очерки российской преступности XVII века» мы нашли интересные сведения о том, как в XVII веке (то есть почти четыре столетия тому назад) в России, в том числе и в Тверском воеводстве (такой административный статус тогда носила наша область), боролись с убийствами, совершенными по «пьянскому делу», то есть в состоянии алкогольного опьянения. Оказывается, и криминальная хроника той эпохи пестрила сообщениями о пьяных драках с поножовщиной, которые заканчивались трагически.
Наиболее серьезными уголовными преступлениями в России XVII века являлись татьба, разбой и убийство. Если первые два из них связывались с профессиональной преступностью, то убийства весьма часто оказывались неумышленными. Существовала прямая, почти фатальная связь между неумышленным убийством и употреблением хмельных напитков. Резкие перепады между длительными скучными постами и официально разрешенными праздниками создавали массовое настроение лихости и разгула. И даже в судебных документах уточняли, что убийство совершалось «по делу пьянскому, ненарочному», то есть убийца, одурманенный алкоголем, не имел намерения лишить жизни своего товарища, случайного застольного сотрапезника.
Голландец Н. Витсен, побывавший в Москве в 1665 году, записал в своем дневнике: «Здесь сейчас масленая неделя… В пятницу и субботу мы видели много пьяных мужчин и женщин, попов и монахов разных чинов. Многие лежали в санях, выпадали из них, другие — пели и плясали. Теперь здесь очень опасно; нам сказали, что в течение двух недель у 70 человек перерезали горло». Почти все иностранцы, побывавшие в Москве в годы правления Алексея Михайловича, отмечали пьянство русских людей как некое повсеместное занятие. Впрочем, изумление европейцев русским пьянством давно стало хрестоматийным. Куда интересней и надежней (в смысле достоверности) обратиться к следственным делам XVII века.
Вот, например, тобольский воевода С.И. Салтыков летом 1691 года отослал в Сибирский приказ статейный список уголовных дел, рассмотренных за время его пребывания в должности с февраля 1690 года. Ценность данного статейного списка состоит не в какой-то его исключительности, а наоборот — в заурядности и типичности.
Какие же криминальные страсти волновали Тобольский уезд в 1690-1691 годах? Одновременно в тобольскую приказную палату из Терсяцкой слободы были присланы двое убийц. По существовавшей процедуре сначала следовал просто допрос, а затем, вне зависимости от его результатов, — допрос с применением пытки. Обвиняемый крестьянин Семка Исаков показал, что он убил Ларку Исакова, крестьянина той же слободы, в драке «пьянским делом без умыслу».
Другой обвиняемый, гулящий человек Максим, поведал следующую историю: просил он своих долговых денег у крестьянина Ивана Петерева, однако последний крайне болезненно воспринял напоминание о долге и «учал» своего кредитора бить. В драке Максим «боронясь от себя (т.е. в состоянии самообороны) зарезал его, Ивашка, до смерти без умыслу». Следствие выяснило, что иных убийств за обвиняемыми не числилось.
Решающую роль при определении наказания за убийство играло наличие или отсутствие «умысла». Нахождение виновного в пьяном состоянии являлось смягчающим обстоятельством. Поэтому наказание убийцам из Терсяцкой слободы вынесли по нынешним временам мягкое: их били кнутом и отдали на поруки с записью.
Другая история произошла уже в наших краях. Из Бежецкой слободы был прислан по обвинению в убийстве крестьянин С. Гусев, который вины за собой не признал, а при допросе показал: после традиционных в крестьянской среде помочей у него дома состоялась пивная пирушка, на которой вместе с хозяином присутствовали 13 человек. Наутро во дворе «объявился» труп крестьянина Семенова. Причины и свидетели смерти остались неизвестны. Суд освободил Гусева, признав, что данная смерть случилась «ненарочным делом».
Аналогичное решение было вынесено и по делу крестьянина той же слободы Петра Закрятина, обвиняемого в убийстве крестьянина Осипа Кокорина. У себя на дворе Закрятин давал лошадям сено и «пьянским делом пошатнулся» на забор. Из забора выпало бревно. Оно-то и зашибло Кокорина, «неведомо для чего» подошедшего к забору с другой стороны. Суд признал, что смерть приключилась «ненарочным делом».
Другие дела более заурядны. Как правило, это драки на определенной стадии пирушки, вследствие которых один из участников оказывается «зарезан ножем». Виновных в этом случае наказывали кнутом (не считая пытки во время следствия) и отдавали на поруки. Надо заметить, что воеводский суд все-таки отнюдь не формально относился к ведению следствия и старался учесть разные обстоятельства, при которых произошло убийство.
Так, обвиняемый в убийстве крестьянин Петрушка Лукин показал, что был на помочах в деревне Шавинской у крестьянина Шаверина. Оттуда он якобы пошел к себе на поле для «досмотру хлеба» и на обратном пути встретился с крестьянином Ганкой Мамариным и его сыном Федькой. Последние будто бы стали его бить, и Петрушка в целях самообороны их зарезал. Суд не поверил Лукину. Во-первых, выяснилось, что и раньше у Петрушки и Ганки «в пьянстве драка была». Во-вторых, убитому Федьке было всего 10 лет, что и явилось решающим обстоятельством при вынесении приговора: «И тот вор Петрушка… статье казнен смертью для того — знатно, что он то смертное убивство учинил умыслом, догнав на дороге нарочным делом, потому что он Ганкина сына Федьку зарезал в малых летех, а с пытки в том не винился, отбывая смертной казни».
В Твери существовал специальный воеводский суд, которому часто приходилось разбирать истории крестьянских и мещанских пьянок, заканчивавшихся поножовщиной, драками, смертями и увечьями для их участников. Такие дела довольно типичны. Встретились два товарища или в гости к кому-то пришла веселая компания. Вот как у мещанина Тобольцева собрались гости, отмечавшие серьезный повод – продажу Тобольцевым крупной партии овса купцу Березину, он тоже был приглашен к застолью. В процессе пьянки вспыхнула ссора – возможно, Березин произнес какие-то неосторожные слова или хозяину дома показалось, что гость слишком много на себя берет. Тобольцев схватил тяжелый замок от сундука и стал охаживать гостя. Другие участники застолья попытались разнять драчунов, Березина унесли домой, но когда он отлежался, то обратился в воеводский суд с жалобой на Тобольцева. Наказание мещанину – бить кнутом и назначить выплату штрафа пострадавшему.
Некоторые случаи словно почерпнуты из современной криминальной хроники. На дороге в деревню Пажинскую близ Осташкова пьяный мужик Ермолаев, правивший телегой, запряженной лошадью, сбил мирно прогуливавшегося монаха Паисия. Телега завалилась, лошадь запуталась в сбруе. На крики Паисия прибежали другие монахи, которые в ближайшем лесу собирали ягоды для монастырского стола. Ермолаев убежал от них в лес, а на следующий день сообщил деревенскому старосте, что на него напали разбойники. Стали разбираться, и оказалось, что Ермолаев, как принято сейчас говорить, дал ложные показания. Монахи рассказали, как было дело, и незадачливого выпивоху, не соблюдающего правила дорожного движения, приговорили к битью кнутом.
О русском пьянстве много написано. О культуре потребления спиртных напитков много писал Н.И. Костомаров, один из самых глубоких исследователей русской повседневной жизни. Отнюдь не худшие, а лучшие проявления человеческих чувств, по мнению ученого, были неразрывно связаны с потреблением хмельных напитков: «…радость, любовь, благосклонность находили себе выражение в вине». По его словам, русский народ «славился любовью к попойкам», приписывая пьянству почти героическую сущность (так, в старинных песнях доблесть богатыря измерялась, в частности, его способностью перепить других, выпив невероятное количество вина). Более того, Костомаров пишет, что потребление вина ставилось выше ценности жизни. «Если высший хотел показать свою благосклонность к низшему, он поил его, и тот не смел отказываться: были случаи, что знатный человек ради забавы поил простого, и тот, не смея отказаться, пил до того, что падал без чувств и даже умирал. Знатные бояре не считали предосудительным напиваться до потери сознания и с опасностью потерять жизнь… простой народ находил, что ничем так нельзя почитать праздника, как пьянством: “кто празднику рад, тот до свету пьян”, – говорил и говорит народ великорусский».
Впрочем, при всем уважении к народным традициям напомним, что пьянство вредит вашему здоровью. Берегите себя и своих близких.
Владислав ТОЛСТОВ
Читайте также: