Бумажные деньги — ассигнации в России были введены в 1769 году. Они получили быстрое признание, потому что значительно облегчали и ускоряли денежное обращение. Правительство Екатерины II, придавая большое значение состоянию денежного обращения в стране, подчеркивало, что от его положения во многом «зависят благоденствие народа и цветущее состояние торговли». Доверие к бумажным деньгам росло, а вместе с тем и спрос на них. Однако почти сразу появились поддельные ассигнации, и борьба с фальшивомонетчиками продолжалась до конца правления Екатерины. А одним из главных злодеев, подделывавших государственные ассигнации, оказался отставной поручик из Новоторжского уезда. Следственное дело несколько лет назад было опубликовано доктором исторических наук А. Юдиным.
Изготовление фальшивок началось практически сразу после выпуска новых денег в обращение. Поначалу все выглядело довольно примитивно: в первую очередь фальшивомонетчики стали переделывать 25-рублевые купюры в 75-рублевые. Цифру «2» соскабливали и вписывали на ее место «7». В тексте также выскабливали слово «двадцать» и сверху писали «семьдесят». Номинал купюр, таким образом, увеличивался в три раза. Такая «модификация» 25-рублевых ассигнаций привела к тому, что денежные знаки номиналом в 75 рублей перестали выпускать и изъяли из обращения.
Меры, предпринятые правительством, конечно, не могли сдержать любителей легкой наживы. Фальшивомонетчики-кустари искали способы изготовления подделок, изобретая примитивные «технологии» с использованием доступных материалов. В 1790 году в Москве рассматривали дело беглого крестьянина Перликова, который на гладко выструганной дощечке вырезал текст, скопированный с ассигнации, затем из смеси глины и пчелиного воска сделал что-то вроде клише, которым делал оттиски на бумаге. Перликова подвело незнание того, что для печатания ассигнаций использовалась особенная бумага. Несостоявшегося фальшивомонетчика сослали в Иркутск.
Примерно в то же время наладить производство фальшивых ассигнаций пытался иностранец Матвей Христофоров, «прозванием Мелхерд», дело которого рассматривалось в 1797 году в Псковской уголовной палате. Первые опыты изготовления фальшивок он предпринимал, «вырезая наперед на гладких досках перочинным ножиком все круговые литеры и прочее с подлинных имевшихся у него ассигнаций, подлежащие номера и прописи изображал рисовкою карандашом, а после тушью посредством пера, также и имена подписавших подлинныя ассигнации изображал на делаемых им, рисованием чрез стекло пером и тушью». Мелхерд привлек к своему предприятию местного купца Катосова, но тот, поняв, что иностранец «рисует деньги», сдал его властям. Мелхерду присудили 25 ударов плетью с вырезыванием ноздрей и выжиганием на лбу знака, после чего сослали его в Нерчинск.
Но это лишь эпизоды начинающего набирать силу подпольного промысла. Вскоре в рапортах провинциальных властей появились сведения о вполне профессиональных мастерских, оснащенных необходимыми инструментами для изготовления фальшивых бумажных денег. И в 1795 году полиция раскрыла целую банду, которая организовала производство и сбыт фальшивых ассигнаций в нескольких городах Верхнего Поволжья, в том числе в Твери и Нижнем Новгороде, а также привлекла к своему криминальному промыслу крестьян из числа старообрядцев. Старообрядцы, или, как тогда писали в следственных документах, «раскольники» были необходимы для участия в изготовлении фальшивых денег. Все крестьяне-старообрядцы были поголовно грамотны, умели читать и писать. А это являлось обязательным условием, поскольку чаще всего изготовители фальшивых ассигнаций «сыпались» на том, что совершали ошибки в написании слов (а ошибки совершали потому, что неграмотные исполнители не понимали смысла слов, а просто их механически копировали, неизбежно допуская ошибки).
Вдохновителем и организатором группы «рисователей» поддельных ассигнаций оказался некто Пантелеймон Тихонов, отставной поручик, «имевший жительство» в Новоторожском уезде Тверской губернии. О личности его известно очень немного, поскольку сам он, судя по всему, избежал наказания, зато в руки властей попали все его подручные и сообщники (что произошло с самим Тихоновым – об этом будет сказано ниже).
Выяснилось, например, что подручные новоторжского поручика использовали оригинальную технологию, изобретенную самим Пантелеймоном Тихоновым. Для этого настоящую ассигнацию тщательно высушивали, а после помещали между двух стекол, смазанных сырым куриным яйцом, и нагревали над свечой. Вследствие этого поверхность ассигнации отпечатывалась на белке. После чего вместо ассигнации между стекол клали белую бумагу, на которой отпечатывалось изображение. Все зависело от ловкости исполнителя – нужно было аккуратно вытащить оригинальную ассигнацию и заменить ее бумагой. Для этого требовалась точность и легкость движений, поэтому к делу печатания ассигнаций привлекали женщин (они в основном и работали в мастерской, устроенной поручиком Тихоновым).
Интересно, что Тихонов привлекал к своему криминальному промыслу исключительно тех крестьян, у кого имелись проблемы с законом. Например, одному из крестьян, Григорию Иванову, он сделал фальшивый паспорт, используя ту же технологию, что и для печатания ассигнаций (а паспорт взял на время у одного из своих крепостных). Впоследствии он снабдил новыми паспортами всех своих «сотрудников» (а в его банде трудилось не покладая рук около десятка человек, в том числе три женщины).
Паспорта нужны были и для того, чтобы беспрепятственно передвигаться по России, потому что готовые ассигнации требовалось сбыть – и для этого крестьяне отправлялись на дальние ярмарки, где за фальшивые ассигнации приобретали разные товары. Особое внимание на ярмарках крестьяне уделяли приобретению «китайской бумаги» — особо тонкой, на рисовой основе бумаги, которая по фактуре и белизне больше всего напоминала бумагу, на которой печатались ассигнации. Все приобретенные товары свозили в избу, где была оборудована мастерская – кстати, изба принадлежала матери одного из членов банды.
Тихонов, судя по всему, внимательно следил за техническими новинками и даже сумел разработать и изготовить из тонкой медной проволоки специальную решетку, которая уже после того, как ассигнация была отпечатана, накладывалась на готовую банкноту, и через нее переводились мелкие детали, не пропечатавшиеся «через стекла». В итоге после долгих стараний его подручные добились того, что изготовленные в крестьянской избе ассигнации ни по внешнему виду, ни на ощупь почти не отличались от настоящих.
Все шло к тому, что дело по изготовлению фальшивых ассигнаций развернется в большое предприятие. Но, как всегда, все рухнуло из-за нелепой случайности. Во время очередной поездки на ярмарку один из членов банды, Ларион Самойлов, решил завернуть в кабак и купить бутыль вина. Хотя именно посещение питейных заведений было строго-настрого запрещено Тихоновым. Когда Ларион протянул ассигнации, целовальник (то есть держатель кабака) наметанным глазом мгновенно определил, что ему подсунули фальшивки – пусть и высокого класса исполнения. Целовальники были люди опытные, им то и дело приходилось иметь дело с фальшивками, которыми посетители пытались расплатиться. В конкретном случае целовальник кликнул своих людей, они задержали Самойлова, при нем обнаружили восемь ассигнаций «фальшивого изготовления».
После чего бедолагу препроводили в Тайную экспедицию, где перепуганный крестьянин рассказал все – и даже изъявил желание указать избу, в которой была создана мастерская по изготовлению поддельных ассигнаций. Остальное было делом техники. В тот же день специальная воинская команда накрыла фальшивомонетчиков с поличным.
А вот дальше началось что-то непонятное. Потому что среди арестованных в материалах дела почему-то не упоминается сам организатор банды, отставной поручик Тихонов. Есть версия, что сам он стал активно сотрудничать со следствием, сдал всю цепочку исполнителей и поставщиков, раскрыл все технические тонкости изготовления фальшивых ассигнаций. Возможно, сообщенные им сведения оказались настолько ценными для следователей, что поручика Пантелеймона Тихонова решили не наказывать, а отпустить с покаянием, учитывая важность сообщенных им технологических тонкостей изготовления фальшивок. Подобные случаи, когда обвиненного в ненасильственном преступлении человека отпускали в обмен на сведения, представлявшие огромный интерес для властей (так называемая «сделка со следствием»), были известны, в том числе и в екатерининскую эпоху.
Владислав ТОЛСТОВ