Это поистине потрясающая история, которая происходила в наших краях, конкретно – в поселке Завидово, неподалеку от которого сегодня находится официальная резиденция президента России. А в начале 1930-х это было местом ссылки бывших дворян, белогвардейцев, священников – словом, представителей «отживших классов», которым не нашлось места в новом советском обществе. И вот там-то и произошла эта история…
В 2006 году немецкий русскоязычный журнал «Зеркало» опубликовал воспоминания некоего Алексея Смирнова фон Рауха. До эмиграции этот человек жил в Москве, его отец работал в Академии художеств СССР, и сам Смирнов знал многих советских художников, которые бывали у них дома. Тогда же, по его словам, и появился этот «заговор недорезанных»: «Дело в том, что я мальчишкой был свидетелем того, как в области изобразительного искусства был задуман и осуществлен заговор недорезанных дворян и белогвардейцев по перемене курса большевистской эстетической политики в сторону изгнания остатков левых направлений двадцатых годов из так называемого социалистического реализма. Произошло это у нас в квартире на Никольской улице (при большевиках – Улице 25 октября), в бывшей шикарной московской гостинице «Славянский базар». Там и собирались художники, которые стали частью этого заговора».
Суть «заговора недорезанных» можно даже не обсуждать: заговорщики, занимавшие высокие посты в учебных заведениях, где готовили будущих художников и скульпторов, хотели тихой сапой изменять учебные планы таким образом, чтобы пропагандировать не левые революционные стили в искусстве, появившиеся в первые годы советской власти, – конструктивизм, футуризм и т.д. Они планировали вернуть в эстетическую жизнь советского искусства дореволюционные стили и практики. В принципе, так в конце концов и произошло, особенно после войны, но насколько велико в этом участие «заговора недорезанных» или это был естественный процесс развития советского искусства – вопрос открытый.
Куда интереснее личности самих заговорщиков. И среди них – Александр Соловьев, один из самых активных участников «заговора недорезанных». Яркая личность! Александр Соловьев, как считается, был далеким потомком декабриста Соловьева, вырос в Казани, в дворянской семье управляющего делами Казанского университета. В молодости Соловьев увлекался французской борьбой, потом атлетикой и любил фотографироваться в голом виде в качестве натурщика. У него была огромная двухметровая атлетическая фигура, серые глаза навыкате, чуть курносый нос со слегка раздвоенным на конце хрящом и что-то бульдожье в лице. У Соловьева в Казани был брат, они оба окончили юридический факультет тамошнего университета.
После революции, когда началась Гражданская война, оба брата были призваны в армию КОМУЧа (Комитет учредительного собрания) и воевали с красными. Брата убили, а Соловьев выжил и перешел к Колчаку. Соловьев рассказывал, как красные, уходя, расстреливали пленных офицеров, сидевших в подвале, среди которых был он сам. Выводили во двор и убивали, а потом бросили в окно подвала гранату, которую Соловьев поймал на лету и вышвырнул обратно. Когда стрельба затихла, Соловьев вылез из подвала и увидел часового-красноармейца, испуганно спросившего у него: «Что делать, барин?» –«Бросай винтовку, срывай звезды и беги, дурак!». Что тот немедленно и сделал. Потом, разыскивая тело брата, Соловьев зашел в городской морг, где лежали трупы допрашивавших его чекистов. Там же он нашел и брата…
Соловьев двинулся на восток и вскоре оказался в штабе «верховного правителя Сибири» адмирала Колчака. В штабе он прижился, стал официальным штатным портретистом! Написал портрет самого Колчака, который потом в обязательном порядке рассылался по всем учреждениям и администрациям городов, которые контролировали колчаковские войска, чтобы их там вешали в «присутственных местах». Кроме этого, Соловьев подружился с гражданской женой самого Колчака Анной Тимиревой и давал ей уроки живописи.
Соловьев служил у Колчака до самого конца, вместе с остатками его армии отступал в Бурятию и Монголию, но в Китай решил не уходить. Когда белая эпопея в Сибири завершилась, Соловьев достал липовые документы, отпустил бороду и решил пробираться в большевистскую Россию. Объявившись в красной Москве, он подвизался вначале вышибалой в трактирах и пивных, вошел в бандитские сообщества, грабил и избивал нэпманов. Его стали бояться – лапа у него была огромная, кулаки железные, удар – ужасающий. Боксу и борьбе он научился в Казани, где любил во время зимних кулачных боев сокрушать целые татарские ватаги и кулаками проделывать проходы среди дерущихся, не задумываясь калеча людей. Становиться бандитом Соловьев не хотел, он вообще глубоко презирал уголовников.
После Соловьев стал уличным художником, рисовал прохожих на московских улицах. Иногда, забываясь, художник начинал разговаривать с интеллигентными людьми на французском или немецком языках, что и привлекло внимание ГПУ. Принято считать, что Соловьев в обмен на прощение за службу у Колчака стал тайным осведомителем органов. Вот что пишет об этом Смирнов: «Чекисты простили Соловьеву его белогвардейское прошлое, выпустили в большевистскую Москву, дали паспорт с его же фамилией и комнатенку на Трубной площади, разрешили выписать из Омска жену-актрису. И стали они на пару стучать. Страшная судьба, но Соловьев хотел жить».
Соловьеву даже помогли с работой – устроили преподавателем в художественную школу Первой образцовой типографии, а после этого его карьера рванула семимильными шагами. Вскоре он «вырос» до профессора в Студии повышения квалификации художников РСФСР, регулярно выступал с докладами на сессиях Академии художеств СССР и работал в Экспертной комиссии ВАК по присуждению научных степеней, в комиссиях по составлению учебных программ по рисунку, читал лекции в Институте кинематографии.
Летом Соловьев вместе со студентами любил выезжать на натуру, чаще всего бывал в селе Завидово, где к тому времени жили многие бывшие дворяне, белогвардейские офицеры и священники, выселенные из Москвы. Там он и встретил бывшую княгиню Тимиреву, «жену» Колчака, чудом уцелевшую в гражданскую. Он стал постоянно ездить к ней, отвозил ей продукты и деньги, даже учил рисунку ее сына. Делал ли он это по заданию ОГПУ или добровольно, неизвестно. Но именно в Завидове произошла еще одна удивительная встреча.
Вместе с Соловьевым в штабе Колчака служил еще один художник – Борис Иогансон, потомок шведских аристократов. После гражданской Иогансон сумел скрыть свою службу у Колчака и стал выдающимся официальным живописцем, академиком (а в будущем – президентом Академии художеств СССР и директором Третьяковской галереи). Соловьев завидовал советской карьере Иогансона и знал, что тот тоже часто выезжает со студентами на этюды, причем туда же, куда ездил и Соловьев, – в Завидово. И вот как-то раз, подкараулив Иогансона, Соловьев стал его шантажировать, угрожая, что расскажет о прошлом академика. И в уплату за отказ от шантажа потребовал необычную услугу. Потребовал, чтобы Иогансон написал фигуру Соловьева на самой известной картине Иогансона – «Допрос коммунистов», репродукция которой тогда висела в каждом советском учреждении!
Не сразу, но Иогансон согласился на это странное условие и переписал картину. Фигура белого офицера в гвардейском мундире, сидящего в кресле спиной к зрителю, – это и есть Александр Соловьев, один из участников «заговора недорезанных», стукач и профессор Академии художеств.
Что же случилось с Соловьевым потом? Он преподавал до глубокой старости, почти до 90 лет. Под старость часто вспоминал Петербург, академию, Кардовского, Яковлева – и на глазах его появлялись слезы. Умер Соловьев глубоким стариком, его вскоре забыли. Алексей Смирнов писал в воспоминаниях: «Его очень пожилая вдова Нина Константиновна мне позвонила и попросила отобрать для выставки его работы и надписать сзади фамилию, год и название. Что я и сделал. Многие пейзажи я помнил».
Удивительные все-таки люди бывали иногда в Завидове! Если бы не эти воспоминания, мы и не знали бы о судьбе Александра Соловьева, бывшего колчаковского офицера, которого вся страна знала «со спины» — по фигуре белого офицера на одной из самых известных советских картин «Допрос коммунистов». Может, в этом тоже заключался «заговор недорезанных» — остаться в советском искусстве хотя бы вот таким необычным способом?
Владислав ТОЛСТОВ
Читайте также: